Знания

Отказ от использования защитного вооружения

Литература древнего Востока дает любопытный пример сознательного отказа от использования в бою защитного вооружения, причем не просто в бою, а в ответственнейшем поединке с противником, буквально закованным в доспехи: это известная библейская история с Давидом и Голиафом (I Книга царств 17). Правда, библейский текст весьма рационально объясняет этот факт: юному пастушку было неудобно в тяжелом металлическом снаряжении, к которому он не привык и которое он надел впервые, примеряя по приказу царя Саула перед поединком.

Если и дальше распространить рационализм истолкования этого факта, можно сказать, что доспех Давиду, если он собирался действовать пращой, т. е. на расстоянии, был бы вообще не нужен и только стеснял его подвижность, помешал бы убежать в случае неудачи и т. п. Все это действительно так, но не совсем. Во-первых, доспех, который примерял Давид (кстати, обладавший, судя по тому же тексту, чрезвычайной силой: он голыми руками душил львов), был скорее ламеллярным (см. ниже), т. е. не слишком тяжелым и, главное, исключительно эластичным, совершенно не стесняющим движений рук и торса, и надевание его даже в первый раз не должно было вызывать отрицательных эмоций (мы убедились в этом на собственном опыте, экспериментируя с ламеллярным тибетским панцирем).

Во-вторых, судя по тексту, Давид действовал отнюдь не на расстоянии, а подошел почти вплотную к противнику, и праща его была совсем не обычной мягкой петлей, а несколько иным приспособлением (см. выше, в разделе о пращах). Таким образом, остаются две причины отказа от доспеха: боязнь, что он помешает убежать в случае неудачи, и введение противника в заблуждение своей беззащитностью.

На наш взгляд, все же момент жертвенности присутствует здесь весьма явно, хотя он и тщательно завуалирован разъяснением. Красота и молодость Давида, то, что он был младший сын в семье, наводят на сравнение с Исааком, которого Авраам по искушению божьему чуть было не принес в жертву (Бытие 22). И если данный сюжет давно уже трактуется как аллегорическое отражение отказа от практики человеческих жертвоприношений, особенно младших сыновей, а это было весьма распространено у западных семитов [ИДМ, 1982, с. 236], то и история с Давидом, видимо, отразила пережиточную форму жертвоприношения в виде самопожертвования, причем сущность события, как уже отмечено, тщательно завуалирована «рациональным» объяснением.

Наряду с высокой идеологической значимостью отказа от применения доспеха не меньшей значимостью в данном аспекте обладало и само защитное вооружение, что неудивительно, так как оно обеспечивало жизнь, безопасность в бою и в конечном счете победу со всеми вытекающими благоприятными последствиями.

Рассмотрение элементов доспеха лучше начать с наиболее развитой и сложной его категории — панциря.

Отказ от использования защитного вооружения

Литература древнего Востока дает любопытный пример сознательного отказа от использования в бою защитного вооружения, причем не просто в бою, а в ответственнейшем поединке с противником, буквально закованным в доспехи: это известная библейская история с Давидом и Голиафом (I Книга царств 17). Правда, библейский текст весьма рационально объясняет этот факт: юному пастушку было неудобно в тяжелом металлическом снаряжении, к которому он не привык и которое он надел впервые, примеряя по приказу царя Саула перед поединком.

Если и дальше распространить рационализм истолкования этого факта, можно сказать, что доспех Давиду, если он собирался действовать пращой, т. е. на расстоянии, был бы вообще не нужен и только стеснял его подвижность, помешал бы убежать в случае неудачи и т. п. Все это действительно так, но не совсем. Во-первых, доспех, который примерял Давид (кстати, обладавший, судя по тому же тексту, чрезвычайной силой: он голыми руками душил львов), был скорее ламеллярным (см. ниже), т. е. не слишком тяжелым и, главное, исключительно эластичным, совершенно не стесняющим движений рук и торса, и надевание его даже в первый раз не должно было вызывать отрицательных эмоций (мы убедились в этом на собственном опыте, экспериментируя с ламеллярным тибетским панцирем).

Во-вторых, судя по тексту, Давид действовал отнюдь не на расстоянии, а подошел почти вплотную к противнику, и праща его была совсем не обычной мягкой петлей, а несколько иным приспособлением (см. выше, в разделе о пращах). Таким образом, остаются две причины отказа от доспеха: боязнь, что он помешает убежать в случае неудачи, и введение противника в заблуждение своей беззащитностью.

На наш взгляд, все же момент жертвенности присутствует здесь весьма явно, хотя он и тщательно завуалирован разъяснением. Красота и молодость Давида, то, что он был младший сын в семье, наводят на сравнение с Исааком, которого Авраам по искушению божьему чуть было не принес в жертву (Бытие 22). И если данный сюжет давно уже трактуется как аллегорическое отражение отказа от практики человеческих жертвоприношений, особенно младших сыновей, а это было весьма распространено у западных семитов [ИДМ, 1982, с. 236], то и история с Давидом, видимо, отразила пережиточную форму жертвоприношения в виде самопожертвования, причем сущность события, как уже отмечено, тщательно завуалирована «рациональным» объяснением.

Наряду с высокой идеологической значимостью отказа от применения доспеха не меньшей значимостью в данном аспекте обладало и само защитное вооружение, что неудивительно, так как оно обеспечивало жизнь, безопасность в бою и в конечном счете победу со всеми вытекающими благоприятными последствиями.

Рассмотрение элементов доспеха лучше начать с наиболее развитой и сложной его категории — панциря.